того, чтобы в них сидеть. У всего свое назначение, и не пытайтесь сбить меня с толку». Да наша мать задала бы нам хорошую взбучку, если бы застала нас днем в спальне. Мы хранили свою уличную одежду в чулане внизу, и там было опрятное место, где можно вымыть руки, — а что еще нужно в дневное время? Забивать спальню кушетками и столами! В жизни не слыхала ничего подобного! Да и ста фунтов на все не хватит. Боюсь, я ничего не смогу переменить в твоей комнате, Молли.

— Я очень этому рада. Почти все, что в ней есть, было маминым, когда она жила у моего двоюродного дедушки. Я не хочу ничего в ней менять. Я ее так люблю!

— Ну, сейчас ей ничего не грозит, потому что денег не осталось. Между прочим, Молли, кто будет покупать тебе платье подружки невесты?

— Не знаю, — сказала Молли. — Кажется, я и точно буду подружкой, но никто не говорил со мной о платье.

— Тогда я спрошу у твоего папы.

— Пожалуйста, не надо. Он, должно быть, уже и так потратил очень много денег. Кроме того, я бы лучше не присутствовала на свадьбе, если только мне позволят.

— Вздор, дитя. Подумай сама, весь город об этом заговорит. Ты должна быть на свадьбе, и ты должна быть хорошо одета ради твоего отца.

Но мистер Гибсон подумал о платье для Молли, хотя ничего ей об этом не говорил. Он поручил своей будущей жене приобрести для нее все необходимое, и вскоре из главного города графства приехала очень модная портниха для примерки платья, такого простого и одновременно элегантного, что Молли была им тотчас очарована. Когда оно было прислано, Молли устроила домашнюю демонстрацию своего наряда для обеих мисс Браунинг. Она была поражена, посмотрев в зеркало и увидев, как изменилась ее наружность. «Интересно, я хорошенькая? — подумала она. — Мне кажется, что, пожалуй, да. То есть в таком платье, конечно. Бетти сказала бы: „В красивых перьях все птицы красивы“». Когда она спустилась вниз и, застенчиво краснея, предстала перед своими зрителями, ее встретил взрыв восхищения.

— Вы только посмотрите! Я бы тебя просто не узнала! — («Красивые перья», — подумала Молли и подавила тщеславное удовольствие.)

— Ты настоящая красавица — правда, сестрица?

— Ну, моя милая, если бы ты всегда была так одета, ты была бы еще красивее, чем твоя дорогая мама, которую мы всегда считали красавицей.

— Ты на нее совсем не похожа. Ты пошла в отца, а белое всегда к лицу тем, у кого смуглая кожа.

— Ну разве она не красива? — настаивала мисс Фиби.

— Если она и красива, то такой ее сделало Провидение, а не она сама. К тому же и портниха внесла свою долю. Какой прекрасный индийский муслин! Верно, немало стоил!

Вечером накануне венчания мистер Гибсон и Молли поехали в Эшкомб в единственной желтой почтовой карете, имевшейся в Холлингфорде. Им предстояло стать гостями мистера Престона или, точнее, гостями милорда в помещичьем доме. Дом соответствовал своему статусу и с первого взгляда привел Молли в восторг. Он был выстроен из камня, со множеством остроконечных фронтонов и с двустворчатыми окнами, и стены его были покрыты виргинским плющом и поздними розами. Молли не была знакома с мистером Престоном, который стоял в дверях, встречая ее отца. С ним она сразу приняла тон молодой леди и впервые столкнулась с манерой поведения — полукомплиментарной-полузаигрывающей, — к которой некоторые мужчины считают нужным прибегать со всеми женщинами моложе двадцати пяти лет. Мистер Престон был очень хорош собой, и знал об этом. У него был свежий цвет лица, светло-каштановые волосы и бакенбарды, серые, быстрые, красивого разреза глаза с ресницами темнее волос и фигура легкая и гибкая благодаря атлетическим упражнениям, чрезвычайной ловкостью в которых он славился, чему и был обязан открытым ему доступом в гораздо более высокое общество, чем то, где был бы принят при иных обстоятельствах. Он был превосходным игроком в крикет, и его охотно приглашали участвовать в решающих состязаниях. В дождливые дни он обучал молодых барышень игре на бильярде или, когда требовалось, играл всерьез. Он знал наизусть половину пьес любительского репертуара и был незаменим в устройстве импровизированных шарад и живых картин. У него были тайные причины к тому, чтобы именно сейчас попытаться затеять флирт с Молли. Он очень весело проводил время с вдовой, когда она впервые появилась в Эшкомбе, и теперь полагал, что при виде его она, стоя рядом со своим менее светским, менее красивым, пожилым мужем, может счесть этот чрезмерный контраст неприятным. Кроме того, он питал действительно сильную страсть к некой особе, которая ныне отсутствовала, и эту страсть ему необходимо было скрывать. Поэтому он заранее решил, даже если бы эта «малышка Гибсон», как он ее про себя называл, оказалась менее привлекательна, чем была на самом деле, на ближайшие шестнадцать часов посвятить себя ей.

Мистер Престон повел их в обшитую деревянными панелями гостиную, где, потрескивая, пылал огонь, а малинового цвета шторы скрывали от глаз угасающий холодный день. Здесь был накрыт к обеду стол с белоснежными салфетками и скатертью, со сверкающими серебром приборами и сияющими бокалами, а рядом, на буфете, разместились вино и осенний десерт. При этом мистер Престон то и дело извинялся перед Молли за холостяцкую неустроенность дома, за малые размеры комнаты, поскольку столовой уже завладела домоправительница, готовя ее к будущему завтраку. Потом он позвонил прислуге и распорядился показать Молли ее комнату. Ее провели в очень удобную комнату, где в камине горел огонь, на туалетном столике были зажжены свечи, темные шерстяные занавеси окружали белоснежную постель, повсюду стояли высокие фарфоровые вазы.

— Это комната леди Харриет, когда ее светлость приезжает сюда с господином графом, — сказала горничная, умелым ударом выбивая из тлеющего полена тысячи сверкающих искр. — Помочь вам одеться, мисс? Я всегда помогаю ее светлости.

Молли, помня, что у нее лишь белое муслиновое платье для свадьбы, кроме того, что надето на ней, отпустила добрую женщину и была рада остаться одна.

И это называется — «обед»? Время подходило уже к восьми часам, и казалось бы, готовиться ко сну было естественнее, чем переодеваться к обеду. Все ее переодевание свелось к тому, что она прикрепила к поясу своего серого платья две красные розы из большого букета осенних цветов на туалетном столике. Она приложила еще одну красную розу к своим черным волосам, над ухом, — получилось очень мило, но слишком кокетливо, и она вернула розу в букет. Панели из темного дуба и деревянная